45
На осыпи он упал. Полетел лицом вниз в хрустящую темноту, проехался по песку ладонями. Ли подала руку, помогла подняться.
– Напился? – спросила она.
– Напился, – согласился Ник, все еще продолжая улыбаться.
Он поднялся, отряхнулся и попытался снова вскарабкаться на холм. В голове было тепло, ободранные ладони покалывало. Ник еще не отдавал себе отчета в происходящем. Немного поташнивало, шорох моря, налетая сзади, усиливал тошноту и головокружение.
– Ты куда? – жестко спросила Ли.
– Там, – Ник показал неуверенной рукой. – Там Людмила осталась! Я хотел!..
Одной рукой Ли развернула его, взяв за плечо, другой наотмашь открытой ладонью хлестнула по щеке. От неожиданности Ник задохнулся. Выступили слезы.
– Очнись, сын! – сказала она.
– А я в порядке...
Ник утер слезы. Пытаясь прямо держаться на ногах, он потряс головой. Он подумал, что Ли приревновала его к этой темнолицей русской женщине и хотел как-нибудь исправить положение.
– Нет, не думай, – сказал он сколь мог отчетливо, – я в порядке. Если хочешь, я про нее уже забыл. Пошли домой.
– Умойся! – больше мать ничего не сказала, только слегка подтолкнула в сторону моря.
Звездный купол вертелся и не давал как следует себя рассмотреть. Ник стоял на коленях у воды. Сполоснув лицо, он снова посмотрел вверх – с куполом было что-то не так. Только с большим напряжением и не сразу Ник понял: звезды переместились. Он закурил и при свете сигареты разглядел циферблат часов. Было два часа ночи. Провал в памяти быстро зарастал. Ник смял и отбросил мокрую сигарету, зажмурился, ударил себя кулаком в лицо.
Всплыли в памяти кривые в свете костра, темные улыбочки кавказцев, всплыли переломанные русские слова, слова выбрасывались из огромных пьяных глоток медленно со слюной.
– Людочка! Пойдем, искупаемся...
« Когда это случилось? – он припомнил, как буфетчица прижалась спиной к откосу, и не понять, то ли побледнела, то ли раскраснелась. Темно, видно только — подбородок остренький задрожал. – Где они все? Куда они делись? Ушли? »
Окунув лицо в воду (вода была такой теплой, что от ее прикосновения захотелось прилечь сразу и заснуть), Ник удерживал дыхание сколько мог, потом он распрямился и повернулся, не вставая с колен. Было очень темно. Перед глазами оказались голые ноги Ли.
– Где они? – спросил он шепотом, в точности повторяя свою мысль. – Они ушли?
Краешком сознания за шелестом подступающей воды он уловил неприятный частый треск в стороне деревни, будто бы крики, женские голоса, истошно призывающие на помощь. Ветер был с моря. Ветер быстро высушивал мокрые волосы.
– Встань! – приказала Ли. – Пойдем отсюда.
Собственные колени показались набухшими, деревянными. Опираясь на руку матери, Ник поднялся и тут же получил ответ на свой вопрос. Они стояли совсем рядом, погрузив сапоги в море, четыре темные фигуры, до них было не больше трех метров. Он поискал глазами буфетчицу, покрутил головой, не нашел. Успел подумать: « Убежала, наверное » , – и только после этого увидел, что она здесь: в воде у самого берега колыхалось белое вытянутое пятно. Линии человеческого тела то возникали, то растворялись в темноте. Пятно покачивалось и было беззвучно.
Ник попятился. Пригладил мокрые волосы.
– Она что? Мертвая? – спросил он.
– По-моему, нет. – отозвалась Ли. – По-моему, она жива. Ты что, вообще ничего не помнишь?
– Не помню! Почему она молчит, если жива?
– Потому что кричала очень, – голос Ли звучал негромко и отчетливо, он был совершено трезвым. – По-моему, они ей рот залепили. Могли и не стараться, кто здесь услышит?! – Ли не смотрела в сторону белого колышущегося пятна. – Одного я не пойму, зачем она с ними пошла? Ни денег, ни удовольствия.
– Нужно ее хотя бы из воды вытащить, – сказал Ник. Но не сделал ни шагу.
Он стоял и смотрел, как один из кавказцев шагнул по воде, наклонился к белому пятну, опустил руки. Неприятно засопев, шофер приподнял послушное тело, потянул вверх. Смотреть на это было противно, но Ник нарочно не отводил глаз.
Было слышно, как рвется под руками кавказца мокрая одежда буфетчицы. Ухватив женщину за икры, кавказец, вытащил ее из воды. Бросил. Снова наклонился. Дернул за волосы, заставляя сесть, ударил по лицу.
Кляп, наверное, выпал от удара, и Людмила влажно всхлипнула.
« Жива! – отметил Ник. – Жива она... »
– Отпустите меня... Пожалуйста... – сказа-ла буфетчица. – Ну пожалуйста... – даже и не пытаясь подняться на ноги, она тихо-тихо заплакала, запричитала. – Ну, пожалуйста, пустите!.. Пустите! У меня ребенок... Сын на турбазе...
– Сколько сыну лет? – спросил кавказец.
– Пять!
– Один у тебя ребенок?
– Один.
Их голоса звучали так близко и так ясно, что можно было заподозрить элемент игры.
– Почему один? – спросил кавказец. – Нехорошо, такая здоровая женщина и один ребенок родила... Давай еще одного сделаем.
– Да делайте со мною, что хотите.. – немножко сменив тон и поправляя волосы, сказала буфетчица. – Пожалуйста... Только не надо больше сапогами в грудь... Не надо! – она провела по воздуху напряженной плоской ладонью обозначив ограничительную черту. – А родить от тебя, это пожалуйста, сколько хочешь... – опять голос ее сорвался на влажный истерический всхлип. – Хочешь, прямо сейчас тебе сына рожу!
– Сейчас не надо! Через девять месяцев это сделаешь, так договоримся?
Их смех приплясывал в ветре, насыщенный густой мокротой и крепкой перегорающей чачей. И от этого смеха Ник протрезвел. Звездный купол остановился над головой. Стоя на коленях, он намочил брюки, и коленям было холодно, под штанинами текла вода. Нужно было быстро уходить.
– Плохая женщина, очень развратная! – эти слова были обращены уже непосредственно к нему. Ник попробовал сосредоточиться. Унять тошноту.
Уходить нужно было раньше. Ветер усилился. Выступая откуда-то сбоку, к нему подвинулась темная фигура. Кавказец встал совсем рядом. В каких-то нескольких сантиметрах оказалось его совсем темное лицо.
– Мы ее совсем немножко поучили, – сказал он с сильным акцентом, он повернулся и посмотрел на Ли. – Не подумайте о нас плохо, Лиана Марковна...
Ник прислушался, но шума, еще минуту назад долетавшего из деревни, больше не было. Только шелестел ветер. Если их однажды спасли уже, то почему бы этому не случиться и второй раз. Как завороженный, он смотрел на мать. Кавказец подошел к ней сзади — огромная тень. Он бормотал что-то хрипло. И вдруг обнял Ли. На белом запястье матери сцепились его пальцы.
« Побежать? – мелькнуло в голове. – Позвать на помощь? Нет, не побегу! Интересно, что я буду чувствовать, когда они станут ее насиловать? Говорят, что роды – это мощное сексуальное ощущение... Есть такая версия... Какие ощущения должен испытывать сын, когда на его глазах насилуют мать?.. Нужно сосредоточиться, я пьян. Нужно расслабиться!.. »
– А хотите вина еще выпить, Лиана Марковна? – спросил тот кавказец, что стоял рядом с Ником. – Чачи?
Ли осторожно пыталась отстраниться, вырваться из этих рук, но у нее это плохо получалось.
– Спасибо, нет!
От следующего вопроса она ощутила неприятный жгучий холодок в кончиках пальцев и на затылке.
— Может быть, искупаемся вместе?
Ник видел, как кавказец подтягивал руку матери к своему лицу. Рука Ли напряженно сопротивлялась, потом не выдержала, и белые женские пальцы оказались возле вздутых темных губ.
– Разрешите ручку поцеловать?
« Волосы просохли... – подумал Ник. – Волосы просохли, а брюки мокрые... Нужно что-то сделать. »
– Кажется, в деревне стреляют? – сказала Ли.
Она опять попробовала вырваться, и опять это у нее не получилось.
– Пойдемте купаться, Лиана Марковна...
– Холодно! – Ли вырвала руку.
– Вода очень теплая, – хрипел кавказец, – передали по радио, двадцать два градуса!
Будто на заднем плане белое пятно, которое было женщиной, приподнялось. Буфетчица застонала. Темная фигура слегка подвинулась над ней, и нога в сапоге толчком наехала на женскую грудь. Буфетчица неприятно вздохнула хрипло и повалилась набок. Ник почему-то представил себе, что лицо ее залито кровью.
– Мама, – сказал он нарочно детским голосом. – Мам, пойдем домой... Я устал чего-то!
Он пытался разглядеть получше лицо Ли. Он видел только ее профиль, резко очерченный, белый. Ему показалось, что мать сейчас укусит за нос обхватившего ее насильника, ударит коленкой в пах. Но белый профиль только заострялся в неподвижности.
— Слушай, мальчик, ты чачу пил? — сказал, стоящий рядом кавказец. — Пил! Хачапури кушал? Кушал. Отойди, дорогой... Все равно я тебе не поверю, что это твоя мама. Откуда у такой молодой женщины взяться такому взрослому сыну? Иди домой, если ты замерз и устал. Иди... Твоя мама придет через два часа, я слово даю.
Оставив в покое несчастную буфетчицу, остальные четверо медленно развернулись и приблизились. Шагов почему-то слышно не было, будто четыре тени, извергая удушливый смрадный запах из темных ртов, подплыли к ним. Луна покачивалась над мягким изгибом холма, она почти не давала света, но и в такой безлунной темноте отчетливо отразил желтое пламя нож. Нож покачнулся в руке одной из теней.
« Они не боевики, не убийцы, – оценивая пьяные фигуры, лениво надвигающиеся на него, подумал Ник, – вряд ли у них есть какое-то оружие, кроме этого ножичка. Обычная шоферня. Конечно, шоферня – азиатская, злая, со своими привычками... Что они могут нам сделать? А ничего особенного, они могут изнасиловать мать. А меня могут покалечить, могут убить... – он посмотрел вдоль берега в темноту. – Если рвануть? Бегом рвануть? Не догонят ведь, пьяные они... Старые! Да и побегут не все... »
Ветер переменился. Теперь он налетал коротенькими теплыми порывами со стороны деревни, но никаких выстрелов не было, никаких криков. В деревне царила тишина.
– Пусти! – сказала Ли. – Убери лапы!
В тишине голос матери прозвучал строго и повелительно. Ли вырвалась и подошла к сыну. Кавказцы стояли вокруг, покачивались молча, пялили пьяные глаза.
– Хорошо! Лиана Марковна, – сказал один из кавказцев примирительно, у этого почти не было акцента, – давайте договоримся?
– Давайте! – кивнула Ли.
– Очень просто, – сказал в темноте голос без акцента, – вы искупаетесь сейчас, и мы вас отпустим?
– Вы хотите, чтобы я вошла в море? – спросила Ли удивленно. – Зачем это?
– Вдвоем с ним! – мягкая большая рука ткнула Ника в грудь. – И без одежды! – в руке была зажата бутылка с чачей. – Хочешь выпить? Давай, для храбрости!
« Сейчас мы разденемся, – подумал Ник, – и нас изнасилуют... Меня тоже изнасилуют... А потом нас утопят... »
– Море двадцать два градуса! – повторил голос с акцентом свою, казалось, уже очень давно сказанную фразу. – По радио передали...
– Хорошо. Я согласна! – сказала Ли.
Ее рука поднялась неуверенно к верхней пуговице кофточки и замерла. Ник захлебнулся следующим порывом ветра (так уже было), беспомощно он поискал глазами по воде, до горизонта пусто – темная, чуть покачивающаяся соленая масса, поискал зачем-то в небе среди звезд. Тоже ничего.
« Если схватить камень? – подумал Ник. – И ударить того, что стоит рядом... Это ничего не изменит... Был бы пистолет... »
Ли отпустила пуговицу, еще одну. Безвольно переступила на месте. Белым острым треугольничком открылась часть ее груди. Губы матери напряженно сжаты, глаза полузакрыты. Ник взял протянутую ему бутылку чачи. Стекло бутылки было влажным и теплым.
– Ты тоже раздевайся... – сказал тот кавказец, что держал нож. – Ты же не оставишь свою маму? – он поиграл узким лезвием в воздухе, сплюнул смачно в сторону. – Давай, мальчик!.. Не тяни!..
Буфетчица осторожно отползала по песку. Ник отглотнул из горлышка чачи. Алкоголь горячо толкнул голову. Ли расстегивала последнюю нижнюю пуговицу. Глаза матери совсем уже были закрыты. В короткую секунду Ник взвесил и отбросил, наверное, сотни вариантов.
« Нужно их удивить! – лихорадочно соображал он. – Нужно поставить их в такую ситуацию, в которой они уже не смогут нам ничего сделать! Нужно что-то совсем неожиданное для них... Или наоборот, что-то сказать, что-то сделать в рамках местных привычек?.. »
Еще один большой глоток, и безумная мысль оформилась. Передавая бутылку, Ник уже знал, что нужно сделать. Все уложилось в какую-то небольшую часть секунды, в неосознанный отрезок времени. Бутылка выскользнула на песок, ударилась донышком о камень, нож отклонился, и Ник отработанным в спортзале точным приемом заломил руку шофера, тот вскрикнул и согнулся послушно.
– Сломаешь! – прошипел он. – Убью!..
Не выпуская заломленной горячей кисти кавказца, Ник наклонился и взял выпавший нож. Пальцы его сомкнулись на потной пластмассовой рукоятке. Он точно знал каждое свое следующее слово, каждое свое следующее движение.
– Я себя зарежу! – крикнул он. – Сейчас!
Несчастная буфетчица поднялась на ноги и стала медленно отступать в сторону деревни. Ник увидел, как Ли быстро запахнула кофточку. Он отпустил руку кавказца и, толкнув его ногой, оказался стоящим у самой воды один. Можно было не спешить. Хорошая пауза только усиливала спектакль. Он поиграл ножичком, будто отрезая от темноты маленькие кусочки и, следуя расчету, стал медленно отступать в море.
Тени кавказцев пьяно покачивались. Они ничего не предпринимали, но они стояли слишком близко к Ли, это могло испортить дело.
– Отойди от моей мамы, – сказал Ник нарочито плачущим, отчаянным голосом. – Отпустите нас, или я сейчас убью сам себя на ваших глазах. – он зашел в воду уже по колено. Ему не могли помешать, просто не успели бы. Он поднял лезвие к своей шее и прижал холодное железо к артерии, прижал так сильно, что помутнело в голове. – Отпустите, – повторил он, – отпустите нас, или я убью себя!
rus 
deu 
вернуться
к предыдущей
читать
следующую