38
Зонтики, платья и туфли лежали грудой внизу на столе, прямо на красной скатерти – кто-то собрал все это барахло рано утром, а может быть ночью, и по заведенному здесь порядку принес. Арчил сбросил все это на пол. Вместо барахла на столе появился большой кофейник и три чашки, хозяин выглядел таким же свежим и бодрым, как и накануне.
– Пойдете налево вдоль моря... – объяснял он, прихлебывая кофе и на этот раз обращаясь уже только к Ли. – Там болота, не свернешь. Иногда там вообще не пройти...
Кофе был мерзкий. И сделав только один большой глоток, Ник с отвращением подумал о спящих где-то здесь в доме пьяных девицах. Подумал, что этот грузин развлекался с девочками, вероятно, почти до самого утра, но вот он веселый объясняет, как пройти на турбазу, подмигивает матери, а шлюхи не могут разлепить пьяных глаз даже для того, чтобы сварить своему хозяину приличный кофе.
– Напрасно вы в это полезли! – сказал он, протягивая Ли один из зонтиков. – Но я вас понимаю... Каждый развлекается, как хочет!
Солнце только-только возникло. Море и берег были еще в тени. Ник хотел обернуться на бетонный недостроенный дом (ему почему-то стало страшно), но Ли обернулась раньше, она нелепо махнула сложенным зонтиком, хотела улыбнуться, но получилась только кислая гримаса.
Они пошли молча, Ник немного впереди. Ли разулась (в одной руке ее был зачем-то раскрытый зонтик, в другой – босоножки), она шлепала по воде. По левую руку, за паутиной веток и колючей проволоки, было то, что хозяин бетонного дома назвал болотом. Ник проверил, он немного ободрал щеку, испачкал ладони и, завязнув на втором шаге в коричневой мякоти, дальше не пошел. Он помыл руки в прозрачной морской воде. По правую руку разгоралось пространство утренней воды. Скоро стало жарко, и Ник подумал даже, что зонтик – это неплохо, зонтик – это, в первую очередь, от солнечных лучей.
– Отвратительный привкус во рту... – сказала Ли, догоняя его. – Кофе мерзкий! Вообще-то, мужчины умеют варить кофе...
Ударив ногой по воде, она обрызгала его джинсы. Ник припомнил толстяка из пиццерии и промолчал.
– Наверное, на турбазе нам сварят... – неуверенно сказала Ли, и Ник понял, она тоже боится.
Деревня – последний крайний дом – пропала из виду довольно быстро, и они оказались на этой узкой желто-черной полосе вдвоем. Можно было либо вернуться, либо, как по стрелке, двигаться строго в одном направлении. Даже на горизонте по правую руку не было видно ни одного корабля. Ник изредка поглядывал туда. Ну хотя бы какая-нибудь лодка... Ну хотя бы какой-нибудь катерок... Ничего. Он понял, что ищет поддержки, а ее нет.
Часовая стрелка под поцарапанным стеклышком совершила полтора оборота, прежде чем на грани видимости, на острие желтой паутинки обозначилось что-то новое. Стеклышко сильно отражало солнце, и, чтобы увидеть стрелку, приходилось подносить часы, как в темноте, к самым глазам.
– Пляж, – сказала Ли и показала зонтиком.
« Маловероятно, что мы ошиблись, – подумал Ник, — а если мы не ошиблись, маловероятно, что нам удастся легко выбраться оттуда. – он обернулся, за спиной остались полтора часа одинаковых медленных шагов. – Ну не назад же идти?! »
Стандартные навесы – красный и голубой пластик, – тела, негусто усеивающие полосу отменного чистого песка, прямоугольные кабинки для переодевания (почему-то металлические), несколько душевых, фонтанчики для питья. Ник посмотрел под ноги и увидел в песке собачьи следы. Обыкновенные отпечатки самых обычных лап. Он судорожно сглотнул и сказал:
– Слушай, но это же смешно...
– Что смешно? – отреагировала Ли.
– Я не понимаю, зачем нужны кабинки для переодевания, когда они все голые...
– Вероятно, для того чтобы одеться, – она покрутила зонтик. – Я думаю, эти кабинки поставили в другую эпоху!
Над глубокой канавой висел мост, связывающий пляж с территорией турбазы. Довольно широкий, с проволочными дрожащими поручнями. Посредине моста лежали собаки. По канаве бежала зеленоватая пенистая вода. Вероятно, именно этот источник превращал всю береговую полосу в болото. Чтобы выйти на мост, пришлось совершить сложное движение по пляжу, огибая загорающих.
Собака подняла рыжую морду навстречу Ли, тихонечко зарычала, задрала хвост. Вторая собака осталась неподвижна, через нее пришлось просто переступить. Если бы мягкий бок не колыхался от дыхания, можно было бы подумать, что она мертвая. Ник отметил, что обе собаки, необычно сытые и довольные, совершенно не боятся людей.
– Другая эпоха – это в прошлом году, что ли, началась? – подавая матери руку и помогая ей преодолеть ненормально высокую каменную ступень, которой заканчивался подвесной мост, сказал Ник. – По-моему, в прошлом году они все были в купальниках...
– Ну почему? В прошлом году некоторые женщины уже ходили с открытой грудью...
– Ты не ходила?
– А я и сейчас не стану! Зачем?.. – поднимаясь в гору за сыном, она задыхалась. – Я не стесняюсь, конечно... – на ее лбу появились капельки пота, – но зачем, когда я привыкла наоборот? Я, конечно, попробовала. И знаешь что?..
Ник остановился.
– Что?
– В купальнике уютнее.
Внешнего ограждения у турбазы не оказалось, да оно и не требовалось. Турбаза была полностью изолирована: с одной стороны подвесной мост и пляж, окруженный болотами, с другой – узенькое шоссе, иначе не выберешься. С той стороны шоссе – шлагбаум и небритый парень с автоматом. В остальном турбаза была совершено обычна. Небольшие аккуратные коттеджи различались только цветом – желтые, зеленые, синие, розовые. Плоские фанерные их стены походили на облегченные театральные декорации. Со стороны шоссе стояло единственное кирпичное белое здание, вероятно, административное. Возле него две машины. Грузовик с крытым брезентовым кузовом, в таких перевозили вооруженных боевиков, и черная потрепанная « Волга » с помятым передком. Третья машина находилась немного сбоку, она стояла, припаркованная к одному из коттеджей, возле красной плоской стены.
« Опель! – отметил Ник. – Тот самый « Опель!.. Мира может быть там, в коттедже, – он приостановился и, стараясь не привлекать ничьего внимания, оценил обстановку. – Позже! – определил он себе. – Нужно осмотреться » .
В десяти шагах от моста была большая веранда, обнесенная белой стеночкой, и внутри этой веранды – белые столики, плетеные белые стулья. Здесь варили прекрасный кофе. Поднося чашку к губам, Ник пытался понять, как же отсюда уйти. Спокойно уйти, не привлекая внимания. За соседним столиком сидела компания вооруженных молодых людей. Пили водку. Автоматы стояли у стеночки. Ник покрутил в руках фотоаппарат, снял чехол, но, поймав предостерегающий взгляд Ли, зачехлил его.
– Отличный... Отличный какой кофе! – сказала Ли громко, желая, чтобы ее услышали за соседним столиком. – Не зря мы с тобой столько протопали. Все равно глупо из-за чашечки кофе переться в такую даль!
« Она боится... Она хочет объяснить этим парням наше присутствие здесь... Но она это напрасно, им ничего не объяснишь! – Ник снова расчехлил свой аппарат. – Хорошо бы понять, на каком языке они говорят?.. – голоса звучали громко, но как он ни старался, не мог найти смысла в грязной груде полупьяных хрипящих звуков. – Что это за язык? »
– Все-таки кофе должны варить мужчины!... – громко сказала Ли.
Мутные глаза обратились в ее сторону, но сразу развернулись, косые, в стакан. Здесь было достаточно русских женщин, Ли не представляла никакого интереса – старуха.
– Окунуться нужно! Жарко! – сказал Ник.
– А я бы выпила еще чашечку!
« На каком же языке они говорят?.. Греческий, турецкий, азербайджанский, аджарский? Нет, я забыл... Нужно будет пройти по турбазе, поискать Миру... Как? Не в окна же заглядывать. Она должна быть здесь... Она точно здесь... Что они подумают о нас, если мы будем шляться по турбазе и заглядывать в окна? »
– Ник, возьми мне еще чашечку... – мать откинулась на своем плетеном стуле, поднимая и раскручивая зонтик. – По-моему, в этом сезоне не было еще такой жары!
Окошечко было совсем маленькое, и круглая физиономия в белом поварском колпаке была вставлена в него, как в белую рамку.
– Еще чашечку? – спросила физиономия.
Из окошечка неприятно пахнуло расплавленным сыром. К розовой щеке повара прилепился маленький листик петрушки.
– Да! – сказал Ник. – Еще пару чашечек... У вас на лице...
Он хотел весело пошутить, хотел взбодрить себя. Он уже понял, что не пойдут они по турбазе заглядывать в окна, а сейчас выпьют еще по чашечке кофе и пойдут на цивилизованный пляж, где окунутся, полежат немножко под солнышком и отправятся по черно-желтой стрелке между болотом и морем назад.
« Мы уйдем, ничего не сделав. Мы не сможем даже осмотреться. Здесь знают каждое лицо. Здесь очень мало народу. Нас уже заметили! »
Он хотел сказать повару про листок петрушки, прилепившийся к щеке, сказать как-нибудь поострее, по-грузински весело, и вдруг слова застряли в горле.
– Оружие... Кругом оружие... Зачем вам столько оружия? – голос Миры прозвучал прямо за спиной.
Ник обернулся. Мира уже сидела за столиком. Рядом с ней устраивались еще двое. Третий, бритый наголо коротышка в белых брюках и белой рубашке, приплясывал рядом.
– Кофе? Хачапури?
– Только воды! – сказала Мира и подмигнула Нику. – Холодной. Стакан ледяной родниковой воды!
– Думаю, нет! Тут нет родниковой, – сказал коротышка.
– Принеси даме родниковой! – велел один из верзил, присевший рядом с Мирой и бросивший свой автомат на каменный пол. – Ну пусть это будет « пепси » ? – он обращался уже к Мире, развязный, небритый огромный зверь. – Не будем мучить Йорика. Ну скажи, где ему взять родниковой? Пусть это будет « пепси » !
– Фазиль, от тебя порохом воняет! – сказала Мира и отпихнула верзилу. – Ладно, пусть « пепси » , только не дыши на меня. Ты что, порох жевал? У тебя изо рта порохом воняет!
– Не-э-т! – верзила чуть не свалился со стула от хохота. – Не-э-т! Это от рук, наверно, пахнет... – он покрутил над круглым пустым столом огромные багровые кисти рук. – От них!
– Так я не понял, что вы хотите? – спросил повар в окошечке. Ник поднял фотоаппарат, направил его на Миру, так чтобы в объектив попало побольше людей и, не успев осознать своего действия, нажал на спуск. Ответная реакция оказалась моментальной. Лысый Йорик прыгнул и ударом маленького кулака выбил аппарат из руки. Рубашка на Йорике забралась белой складкой, а на морде, оказавшейся прямо перед Ником, прорезался неприятный оскал.
– Не надо панорамировать! – вылезли из оскала русские слова. – Уйди отсюда... Мальчик!
rus 
deu 
вернуться
к предыдущей
читать
следующую