39
Жарким оранжевым маревом лежало на лице солнце, по закрытым векам бродили тени. Голоса пляжа звучали, как через толстый ватный фильтр, отдаленные, глухие, такие знакомые. В основном это были русские голоса.
Горячо было только сверху. Раздевшись и опустившись на раскаленный песок, Ник пролежал так долго, что песок под телом остыл и почти не ощущался.
Ему было невыносимо стыдно. Каждый шаг, от порога белой веранды до пляжа, каждый шаг по висячему мосту был шагом согнувшегося человека. Он боялся повернуть голову, а Ли истерически смялась. Она говорила очень громко, неестественно весело, она рассуждала без всякого ответа с его стороны о том, что все же следует снять купальник, если все голые, что в купальнике выходит даже как-то неприлично теперь, все комплексы наружу... А в спину между лопаток – он отчетливо чувствовал это – были направлены пьяно покачивающиеся стволы автоматов.
Оранжевое марево, лежащее на закрытых веках, под давлением жаркого воздуха становилось черным... Засыпал он долго, а проснулся мгновенно, проснулся с легкой головной болью.
Он боялся открыть глаза. Когда он прилег, Ли пошла в море. Он хотел выжечь свой стыд на солнце, она хотела смыть его в воде. Потом, перед тем как он заснул, она сказала, что уходит, значит опять пошла купаться, кажется, в четвертый раз.
– Ма? – спросил он, вдруг ощутив у себя на лбу прохладную и легкую женскую руку. Рука матери должна была быть мокрой, а на лбу его лежала совершено сухая рука. – Ма, это ты?
– Нет!
– Мира?
– Может быть, ты посмотришь мне в глаза?
Знакомым движением она нажала пальцами на его веки, в мозг посыпались искры.
Он оттолкнул ее. Мира сидела по-турецки, подобрав ноги, совсем рядом. Она была в белом купальнике, и ее тело казалось на фоне этого песка почти белым. Волосы были сухими, на плечах обозначились розовые неприятные пятна. Похоже, она давно не лежала на открытом солнце.
– Зачем ты? – спросила она, знакомо наклоняя голову к левому плечу. Волосы шевелились, сухо сыпались под ветром. – Ты же понимаешь, все это бессмысленно, – она на секундочку сжала губы, – и опасно! – она подчеркнула голосом: – Опасно!
– Я знаю! – он уперся в песок ладонями. Уперся, как в сковородку, как в раскаленную прогибающуюся ткань. Ему вдруг захотелось в воду, смыть с себя стыд. – Я знаю... – повторил он, стараясь смотреть в глаза девушке. – А что, не нужно было?
Она протянула руку.
– Дай мне фотоаппарат!
– Не дам...
Вдруг все поняв, Ник накрыл обожженной ладонью черный футляр фотоаппарата, лежащий рядом.
– Не валяй дурака! Может слишком дорого стоить. Открой его и засвети пленку... У всех на глазах, будто в шутку.
– Будто в шутку?
– Именно.
– Больше ничего?
– Больше ничего!
– А они тебя изнасилуют, разрежут на куски... — он облизал пересохшие губы. – И будут мне присылать тебя по почте частями...
– Да, – сказала Мира, – конечно, меня изнасилуют. Но сейчас дело не в этом. Ты должен засветить пленку. Ник!.. – голос у нее был такой спокойный, такой знакомый. Она опять была старше на много лет, как в начале. – Ник, эта пленка их раздражает, а изменить она все равно ничего не изменит. – Мира отвела глаза. – А в общем, спасибо, что пришел... – она не хотела, чтобы он видел даже маленькой ее слабости, даже искру слабость в глубине глаз. – Засвети пленку...
– Конечно... – сказал он, вскрывая футляр.
Прежде чем вынуть пленку и вытянуть ее сверкнувшей змеей под солнце, он поискал в воде среди других голов голову Ли, нашел ее где-то рядом с красным бакеном и почти успокоился.
– Пусть они видят. В шутку... – он тянул пленку наружу медленно – из черного тела аппарата длинный язык. – Давай, убежим? – шепотом сказал он. – Тихо по воде отплывем, а потом по берегу...
– Побежим? – спросила Мира.
– Ну, я не знаю... Они что, следят за тобой все время? – непроизвольно он оглянулся на висячий мост. На мосту стояла собака. – Следят?
– Я здесь на коротком поводке, – сказала Мира. – Не получится удрать!
Она заложила руки за спину, раcстегнула свой белый купальник, стянула его вниз, по очереди поднимая ноги.
– Пойдем купаться... Пойдем окунемся... – и шепотом почти одними глазами прибавила: – В последний раз...
В воде у берега было тесно от брызгающихся детей и голых баб. Ник последовал за Мирой (она плыла уверенно, легко, а он, как всегда, выбился из сил в первую же минуту). Так, в паре, он не боялся глубины, не боялся, что сведет ногу, знал, что Мира его вытащит.
– Ты нарочно разделась? – сплевывая воду, спрашивал он, с трудом удерживаясь рядом с ней.
Она смотрела прямо над водой. Темные неподвижные глаза. Она сказала:
– Пойми, чем меня быстрее убьют, тем мне будет легче.
– Тебя точно убьют... – он опять хлебнул воды.
Он увидел снизу, как, будто на самой вершине зеленоватой стеклянной горы, очень далеко, движется белая точка – пароходик или маршрутный катер. Он понял, что она не шутит.
С трудом он перевернулся в воде, теперь он не хотел, чтобы Мира увидела его глаза, и тяжело поплыл к берегу, разбивая воду бессмысленно резкими ударами рук.
Солнце преломилось в летящих брызгах. Нога с трудом дотянулась до дна. Перед ним оказалась загорелая волосатая грудь, мужской голос сказал в самое ухо по-грузински:
– Уйди, щенок!
Две пары сильных скользких рук надавили ему на плечи. Он выскочил на секунду... Успел заметить Ли, стоящую на берегу. Вокруг фейерверки брызг, прыгающие в воде голые дети, женщины...
« Когда она успела надеть купальник?.. – уже теряя сознание и погружаясь в болезненную муть, подумал он. – Без купальника лучше... Если купальник снять, убьют быстрее, и быстрее все кончится... »
rus 
deu 
вернуться
к предыдущей
читать
следующую