24
“Когда я проявлю эту пленку, когда буду печатать одну за другой эти фотографии, удастся ли мне вспомнить все то, что я пережил когда щелкал затвор моего аппарата?”
За окном кельи опять гудела, улюлюкала вечерняя танцплощадка. Пристроившись на кровати, пододвинув к себе легкий столик, Ник, наконец, добрался до своего дневника. Он жевал конец авторучки и делал длинные паузы между записями. Ли отправилась в душ. Она всегда уходила под душ, когда уставала от своих мыслей.
“Сегодня я мог совершить убийство! – записал Ник. – Я не сделал этого! Почему? Я испугался, что нас поймают? Нет! Я пожалел эту желеобразную скотину? Тоже нет! У меня было очень мало времени? Это не оправдание. Воткнуть железку в глаз повара и надавить, времени не отняло бы. Тогда почему?
Этой фотографии не будет. Но будет фотография девочки Танечки, вполне достаточно, чтобы припомнить свою слабость.
На данный момент я испытываю сильные чувства к женщинам. Их четыре. Нужно помнить, что по отношению к каждой из них я должен идти до конца. В каждом случае это другая задача. С девочкой Танечкой все очень просто. Тут нужно подумать о том, спать мне с ней или нет. Нужно заставить ее как можно быстрее уехать из монастыря. Я сделал фотографию Ли... Тамара? Непонятно даже, как с ней увидеться, захочет ли она иметь со мной дело, после всего, что случилось. В дом скульптора идти очень опасно. Мира? Где она теперь, Мира?
Все-таки меня затошнило, когда я увидел мертвеца на дне. Нужно быть посерьезнее. Нужно следить за собой (этот пловец-ныряльщик был омерзителен, я никогда не должен так сгибаться). Нужно помнить: вокруг убивают очень много людей; нужно помнить: мертвец – это уже незначимо, он труп, он не человек.
Нужно было мне все-таки идти на месяц поработать в морге санитаром, когда была возможность. Дурак, не пошел, через месяц вообще бы тошнить перестало. Санитары там, в морге, рядом с трупами спят, едят и трахаются, для них это нормально. Хороший опыт”.
Одним движением он захлопнул дневник. Прежде чем толкнуть дверь комнаты, Ли постучала (действие не в ее привычках). Ник засунул книжечку глубоко в рюкзак.
В халатике, накинутом на голое тело, с расческой в руке (косметика окончательно смыта с лица, но краски все те же, яркие) Ли подошла и отняла у него рюкзак.
– Хочешь выпить?.. У нас еще кое-что осталось.
– Не хочу.
Она достала из рюкзака зеркальце. После пресной воды волосы просыхали медленно. Она стояла посреди комнаты и, рассматривая себя в зеркальце, расчесывала их.
– Ник?
– Что, ма?
– Пойдем к морю!
– Сейчас?
– Знаешь, как на воздухе хорошо... Пойдем...
– Конечно!
Собаки медленно расхаживали по двору – ленивые мягкие камни. Когда они вышли, Ли взяла его под руку. Ее волосы никак не хотели просыхать, и она повязала голову темной шелковой косынкой. Танцплощадка ревела уже на полную мощь. Зеленые и желтые ракеты били с шипением в черноте звездного неба.
Сошли с горы, миновали закрытые двери рюмочной. Он остановился, остановил Ли, повернул к себе лицом и нежно обеими руками поправил на ней косынку.
Глядя на ночное море за каменным парапетом, он понял со всею ясностью, что поспешил, не записал в дневник что-то для себя важное, потерял что-то.
rus 
deu 
вернуться
к предыдущей
читать
следующую