33
Ник повторил трижды, он злился и не мог справиться с русским акцентом.
– Мне нужно узнать, в каком номере остановилась женщина по имени Мира...
Толстая девица с черными волосами (волосы в свете синего ночника неприятно блестели, как смазанные жиром) долго застегивала ускользающую верхнюю пуговицу своей синей форменной рубашки. Она не могла понять, чего же от нее хотят. Она бормотала что-то по-грузински, терла ладонями затекшие щеки и смотрела на него тупыми карими глазами. Потом все-таки связала сказанное.
– А вы в каком сами номере? – вдруг по-русски без малейшего акцента спросила она. – Зачем вы чужой язык корежите? Зачем вам это знать среди ночи? – она протянула руку за барьер и что-то переключила. – Какой ты! Женщина ему нужна в четыре утра.
Во всем вестибюле вспыхнул свет.
– Вы что, русcкая? – спросил Ник.
– Француженка!
– Парле ву франсе?
– Чего?
– Я сестру потерял, – сказал Ник расстроенным голосом. – Мне завтра утром на самолет, обязательно нужно ее найти. Она должна быть в вашей гостинице. Понимаете?
– Не врешь?
Сонные глаза дежурной при ярком свете из темно-карих стали темно-синими.
– Вру! – как мог сконфужено признался Ник. – Но мне действительно необходимо найти ее сейчас, ночью. Нет, правда!.. – он заикался, он комкал в руке заранее приготовленную десятидолларовую бумажку, но так и не положил ее на полированный барьер. – Пожалуйста, прошу вас, это очень-очень важно!
Учетные книги были заперты в сейф. Ник, легко перескочив барьер, стоял за спиной девицы, пока та тыкала и никак не могла попасть в скважину большим ключом. Он хотел спросить, как ее зовут, но остановил себя вовремя. У дежурной, несмотря на нездоровую полноту, было приятное лицо и очень красивые розовые пальчики – маникюр с бесцветными лаком, ноготки короткие, такие с виду симпатичные. Нажимая на массивную рукоятку сейфа, она чуть высунула кончик языка и скинула левую мягкую туфлю. Босой ногой потерла другую ногу.
– Выписалась она! – развернув нужный журнал, сказала дежурная и показала пальчиком соответствующую строчку. – Вчера днем!
– В котором часу?
– В четыре! – дежурная захлопнула журнал. – А ты с мамой приехал? – она посмотрела на него мутноватыми жадными глазами. – Мама твоя спит, наверно? – она пересела со стула на диванчик, стоявший тут же за барьером, и поиграла пальцами по темной обивке. – Пойдешь ее будить?
Он ничего не ответил, очень медленно он повернулся и большими шагами пошел вверх по лестнице. Он услышал, как дежурная скрипнула зубами, или это был звук пишущего пера.
– Погоди! – сказала она за спиной. – Погоди... я знаю, куда она уехала... Ее увезли...
Ник остановился. У его ног была белая пустая кадка. Из кадки, наверное, только вчера вынули высохшую пальму.
– Желтый « Опель » ? – спросил он, не поворачиваясь.
– Иди сюда! Тебе это очень нужно?
Он спустился назад по ступенькам, стараясь ступать как можно тише, но на этот раз не перепрыгнул барьер, а обошел его, присев на краешек дивана, заглянул ей в лицо.
– Сколько тебе лет? – вблизи были видны трещинки на губах дежурной.
– Достаточно... Ты не ответила, это желтый « Опель » ? Кто ее увез?
– Я думаю ее не отпустят... Они за этот сезон еще ни одной бабы не отпустили.
– А что тогда?
– Продадут! – дежурная пожала плечами. – Не знаю. Продадут, конечно, что еще с ней делать. Я еще удивилась, обычно русских берут.
– Русских?
– По крайней мере белых, а эта черная. Как тебя зовут?
– Может, не надо, как зовут? Давай без имен.
Послушно Ник опустился на диван, он не сопротивлялся. Ее руки, осторожные, влажные, были даже приятны. Он нашел взглядом маленький щиток под барьером и смотрел только на него, он почему-то думал, что если перекинуть крайний левый тумблер, то опять в вестибюле вспыхнет разом повсюду свет.
– Они отвезли ее на турбазу...
– Где это?
Уже застегиваясь, он стоял возле диванчика, а эта бесстыжая полная девица сидела перед ним, раскинув голые жирные ноги – выдувались сетью на ее левом бедре синие, болезненно полные вены – и даже не пыталась прикрыться.
– Они девок увозят на турбазу, это в сторону Сухуми десять километров, но ты туда без путевки не попадешь, все равно. И я тебе скажу, не лезь. Они думать не будут, зарежут тебя, а маму твою продадут...
– А что там, на турбазе?
– Я не знаю... – она накинула на колени свою синюю форменную рубашку, так что осталась видна только одна полная голубая вена на лодыжке. – Раньше каким-то бизнесом занимались... Теперь не знаю, – она всхлипнула и сказала вдруг совершенно другим, детским печальным голосом: – Мальчик, увези меня отсюда!
– Кого? Тебя?
Ник стоял уже у лестницы, он почти ушел, но не смог не обернуться. Темно-синие глаза дежурной моментально оказались какими-то болезненными и сырыми. Ведь только что они были маслянисто-ненасытными, жадными.
– Увези как-нибудь! Я хочу от войны уехать! Понимаешь?..
Пиная белые пустые кадки, он пошел дальше по лестнице, вверх. Он стоял уже на площадке второго этажа, когда каскадом несколько раз подряд вспыхнул и погас внизу яркий свет. Легко было представить себе прикушенный от горя и разочарования полный рот, пальчик судорожно и бессмысленно перебрасывающий тумблер.
Со всего размаха Ник ударил ногой пустую белую кадку. Кадка треснула и, повалившись набок, немного прокатилась по мягкому ковру.
rus 
deu 
вернуться
к предыдущей
читать
следующую