26
За ночь нагнало ветром легкие серые тучи. Тучи заслонили солнце. Дождя нет, но ветер приносит сырой холод с моря. Окошечко кассы закрыто, к нему прилеплена бумажка, надпись на двух языках:
НА СЕГОДНЯ БИЛЕТОВ НЕТ.
ИЗВИНИТЕ, У НАС АВАРИЯ.
Самая погода ехать (пересидеть холод в электричке), но ехать не на чем. Что-то случилось на путях – то ли взрыв, то ли обычная авария, – достоверной информации никакой, но определенно – нет ни одного поезда в сторону Очамчире. В обратную сторону собрали несколько составов. Билеты на завтра – пожалуйста, а дальше, вперед, никак.
– Голова кружится? – сказала Ли.
Они стояли в ста метрах от станции, над водопадом. Огромная стеклянная масса с шорохом загибалась у самых ее ног, одетых в неудобные босоножки. Ник стоял рядом. Рука его лежала на фотоаппарате. Большая выцветшая надпись, повторяющаяся здесь почти на каждой стене гласила:
ФОТОГРАФИРОВАТЬ ЗАПРЕЩЕНО!
– Поедем! – сказал он. – Завтра?
« Фотографа, наверное, убили за то, что он щелкнул в неположенном месте, – думал Ник, он смотрел на воду, срывающуюся вниз. Каменный угол маленького водопада искривлялся. Вероятно, в хорошую погоду здесь было полно сверкающих брызг. Теперь только водяная пыль в воздухе. – Его убили на пляже? Интересно, что он мог такого запретного сфотографировать на общественном пляже? »
– Завтра! – сказал он.
– А сейчас?
– Не знаю! На море что-то не тянет... Холодно...
– Холодно! – согласилась Ли, не открывая взгляда от воды, она застегнула верхнюю пуговицу своей кофточки. – Возьмем билеты на завтра?
– Успеем!
Носком босоножки Ли сталкивала в поток камушки. Камушки срывались и по какой-то ненормальной траектории летели вниз, кувыркаясь в бегущей воде.
– Ты хочешь сходить туда?.. В дом?.. К этому скульптору?
– Зачем?.. Во-первых, бессмысленно, во-вторых, опасно.
– Тогда что?
– Давай купим красного вина... Давай напьемся!
– Как ты думаешь, Ник, эта девочка Таня?.. Как ты думаешь, она уехала?
– Дура, если не уехала.
– Напьемся, – согласилась Ли, – выпьем красного!
Прозрачной серой кисеей заволокло небо. Легкое газовое покрывало повисло неподвижно. Так и не прорвавшись дождем, оно и не рассеивалось.
Горячий хлеб в целлофановом пакете задевал голую ногу Ли, и сквозь целлофан она каждый раз чувствовала его. Две бутылки крепленого вина булькали и звякали в том же пакете. Они купили сыр, немного овощей. Они почти ничего не говорили друг другу. Пить решили в келье. Запереть дверь на ключ, закрыть окошко и петь хором, пока сон не свалит. Они так уже поступали, знакомая игра, избавляющая от напряжения. В прошлый раз заплетающимся языком Ли читала что-то из Евангелия, они хохотали, а утром одинаковая головная боль была не так уж и мучительна. Утром они без завтрака шли в море, и море моментально снимало похмелье.
Они уже взбирались на монастырский холм, когда Ник увидел подростка. Такого же, как вчера. Вчера их было несколько человек, но теперь мальчик был один. Минуя дорогу, он сбежал между деревьев по отвесной тропе. В зелени мелькнула белая рубашка. Мальчик на мгновение повернул голову, как острия штыков кольнули его глаза. В руке у него был неестественно длинный матерчатый черный чехол. В такой чехол можно спокойно запрятать винтовку.
– Погоди, ма, – Ник поймал Ли за руку и потянул не глядя. – У меня появилась идея...
– На пленэре будем пить? – она положила голову на плечо и сбоку глянула на него. – Тогда неси это сам, – она протянула пакет. – Хлеб уже остыл, между прочим.
Ли сопротивлялась и шла очень медленно, хотя Ник и тянул ее, как мог, за руку. Он почти потерял подростка с черным свертком. Только чудом он увидел, как в конце набережной белая рубашка повернула в улицу.
« Либо он пошел куда-то конкретно, по адресу... но тогда, зачем ему винтовка, либо... – Ник представил себе, что там, в конце улицы, и сообразил: – Конечно, он пошел в заповедник. За туннелем, за железкой, есть какой-то заповедник... Наверно, они там в стрельбе упражняются?.. »
Опять прошли над водопадом. Ли, дурачась, притормозила на краю и долго выковыривала носком босоножки камень. Не получилось, камушек так и не упал. Заповедник начинался сразу за полотном железной дороги. На платформу вела широкая сырая арка. Оказавшись под аркой, Ник успел заметить, как подросток перешагивает рельсы.
– Ну, куда мы спешим?.. – спросила капризно Ли. Она пьянела задолго до первого глотка.
– Мы уже не спешим.
Длинной асфальтовой полосой платформа тянулась вдоль пары новеньких рельс и с обеих сторон была обрезана скалами. В горе был туннель, как слева, так и справа. Рельсы, выгибаясь, шли из одного туннеля и входили в другой.
Ник присел на скамеечку на краю платформы и вытащил из пакета бутылку. С любопытством он разглядывал то, что было запрещено фотографировать. Перед туннелем были нарисованы на асфальте белые ограничительные линии. Под самой скалой, прикрытая каким-то широколиственным деревом, стояла зеленая будочка, а рядом с будочкой – солдат в защитной форме. На пилотке почему-то звезда. На ремне через плечо – автомат.
– Хорошее вино! Сладкое, даже приторное... – сказала Ли и вытерла губы хлебом. Она отдала бутылку, глянула на солдата. – А нас, оказывается, охраняют. Наверное, это, чтобы всякие-разные не подкрались тихонечко и туннель не взорвали?.. – она с трудом сдержала смех. – А они взорвали... И поезда теперь не ходят. Как ты думаешь, Ник, а он в нас не выстрелит?
– За что в нас?
Вино действительно оказалось густым и приторно сладким, у него был вкус разогретой корицы.
– За пьянство на открытом воздухе, думаешь, не выстрелит? – Ли скомкала хлебный мякиш и показывала щепотью на солдата. – По-моему, он может!
Ник взял из ее испачканных липких пальцев кусочек хлеба и положил его себе в рот.
– А там что? – спросила Ли, она перекрестилась той же щепотью и указала пальцем на другую сторону. На другой стороне, за рельсами, пышно раскинулся заповедник. Искривленные коричневые стволы прорезали гору, похожие на сверхмедленных старых змей. – Поезд? – удивленно спросила она.
В ожидании поезда воздух над полотном железной дороги, казалось, еще потемнел и замер. Быстро приближался невидимый еще в черноте электровоз. За грохотом, вытекающим из туннеля, за шумом водопада, отчетливо, Ник уловил знакомый резкий звук – звук, похожий на конец трели, на щелчок.
Ник окинул взглядом видимую часть заповедника. Там все уже дрожало, вибрировало. Трудно было среди зеленого хаоса обнаружить тропинку.
– Там заповедник, ма. Мы там будем пьянствовать, – сказал он.
– Вот хорошо! – Ли вскочила на ноги. Она покачнулась и чуть не упала, схватилась за плечо сына. — А то я думала, сыночек, ты меня, — она густо икнула, — как Анну Каренину, на железную дорогу привел... Выпивать.
« Из винтовки выстрелили? – подумал Ник. – Наверное, тот парень в белой рубашке. Вот только, почему у него так тихо получилось? Неужели, они на ржавые стволы глушители навинчивают? »
Они переступили через новенькие теплые рельсы и оказались отрезанными от платформы – налетел длинный товарный состав. Вытянувшись из туннеля, поезд не остановился, но сбавил скорость настолько, что превратился в бесконечную грохочущую череду железных пустых платформ и дощатых теней. От товарняка неприятно пахло, захотелось уйти подальше, пусть даже и под детскую пулю.
Ведущая в глубь заповедника тропинка пряталась под листвой, и не сразу удалось ее найти. Ноги скользили по коричневой мокрой глине. Ник пошел вперед, а Ли, хватаясь растопыренными пальцами за каменную стену, что-то напевала, бубнила про себя то ли молитву, то ли какой-то древний шлягер. Она послушно следовала за сыном.
« Притворяется? – подумал Ник. – Она любит выглядеть слабой. Ничего, выпьет еще стаканчик, протрезвеет! »
Обогнув скалу, они вышли к небольшому озерцу. Озерцо лежало среди листвы неподвижное, как толстое голубое стекло. Тропинка шла по самому краю. В глине ясно отпечаталась цепочка следов. По размеру этих следов нетрудно было определить – следы детские. Нога здесь прошла маленькая. Остановившись, Ник прислушался. Ли сказала неуверенно:
– Кажется, выстрел?
– Разве был выстрел?
– Не сейчас!
Она смешно наморщила лицо, отобрала у сына бутылку и, приложив стеклянное горлышко к губам, громко с неприличным звуком втянула глоток, потом еще один.
– Точно был выстрел, – сказала она, – когда мы еще сидели на скамейке. Один выстрел.
– Ты уверена, что один?
На Ника смотрели сухие трезвые глаза. Никакого страха в них, даже жилочка на горле не дрожит.
– Уверена, что один. Я думаю, стрелял тот молодой человек в белой рубашке.
– Какой молодой человек?
– Тот, за которым мы сюда пошли! Ник, не морочь маме голову, если я тебя когда-то родила, то уж, наверное, ты сделан из меня и не можешь быть умнее.
« Все-таки она пьяная... – отметил Ник. – Незнакомо как! Интересно, а если ее еще сильнее напугать, как это будет выглядеть? »
– Я так понимаю, нас здесь могут запросто ухлопать. – Ли крепким ударом ладони забила пробку. – Куда мы лезем?!. – сказала она раздраженно.
– Нам ведь все это нравится, ма?
Она помотала головой, потрясла бутылку, проверяя, хорошо ли ее запечатала.
– Да, все очень страшно.
Где она успела упасть? Левое голое колено перепачкано чем-то светло-коричневым, мокрым, босоножки облеплены травой и глиной. Одна рука Ли уперлась в бедро, а другая воинственно все взлетает и взлетает в воздух, пальцы судорожно сцепились на горлышке бутылки. Вся она выгнулась, и появился, выступил под платьем неприятный, твердый, горячий живот. Живот у Ли появлялся только в минуты крайней агрессии и пьяного безумия. Острые коленки матери чуть дрожали.
– Тише... – попросил он и приложил палец к ее губам. – Ш-ш!
Тени скользили по голубому твердому стеклу воды. Размеренный лязг товарняка не прекращался, он шел накатами из-за листвы. Неожиданно тени уплотнились под ногами, почернели, и мир обрел жутковатую южную контрастность. Это произошло так быстро, что вызвало тошнотворный холодок в желудке. Холодок пробежал по телу, Ник поднял голову и понял, что облака разметало. Во всю силу горело солнце.
– Где-то здесь должна быть святая пещера, – сказал он. – Мы с ребятами лазили. Очень древнее место, кто-то из учеников Христа в ней прятался. – Ник показал направление.
– Забыла... – плаксиво сказала Ли, и твердый живот ее выступил под платьем еще сильнее. – Забыла, так хотела и забыла... Такое место, а я – дура пьяная.
— Никто не мешает тебе протрезветь!
Дуплетом хлопнули два негромких выстрела. Звук товарняка утихал, его почти не стало. Солнце отражалось под ногами в воде.
– Пошли посмотрим? – неуверенно сказала Ли.
– Ма, убери живот!
Он протянул руку и легонечко надавил на раздражающее его место.
– Так точно! – Ли подбросила ладошку к виску. – Есть убрать живот!
Только раз удалось ему заметить мелькнувшую среди грубой зелени белую рубашку. Взбираясь по скале, поддерживая Ли, подстраховывая ее на всех опасных поворотах, Ник думал, что их здесь, вероятно, много, этих мальчиков-воинов. Он пытался сопоставить ночь, проведенную в тюрьме без крыши, и теперешний день, когда было страшнее – и это не получалось, слишком по-разному было, хотя и в том, и в другом случае интересно.
« Почему я подумал, что там готовили подростков? Там готовили не подростков... Там готовили людей, которые будут убивать подростков, – думал он, острожно переставляя ноги на зыбком каменном карнизе и одновременно сдавливая в своей ладони ладошку Ли. – Там был муляж в школьном костюмчике... Они его кололи... Я сам его колол! Они готовились к войне с детьми? И по всему похоже, скульпторы эту войну уже продули. Поубивали дети скульпторов втихую из негромких винтовок » .
– Я понял! – сказал он.
Ли стояла на одной ноге, примеряясь, как получше поставить на осыпи другую.
– Я понял, почему меня схватили в доме ночью.
Наконец, она поставила ногу и укрепилась.
– Почему?
Они вышли уже к пещере, до нее оставалось каких-то пять-семь метров.
– Здесь ходил Христос?
– Мне кажется, нет... Только его ученик. Но ученик точно ходил. Вот по этим самым горкам лазил в своих сандалиях. А харчевался и ночевал он вон там, – Ник показал на большую полукруглую дыру в скале. – Пойдем, посмотрим. Там здорово внутри. И денег за вход, пока война, не берут.