13
Сорвавшись с края стены, он упал на спину, не больно, он не ушибся даже, только в носу зачесалось. Небо легло над его головой, небо было шершавым. Звезды, огромные, белые, яркие, горели и обдирали глаза, как крупная соль, как свежая наждачная бумага. Подхлестнув его страх, мотор за стеною выстрелил и перешел на холостой ход.
« Зачем я сюда полез? – спросил он у себя. – Если так по глупому убьют, обидно! »
Он подумал еще, что, может быть, слезы – это остатки химии, ведь ему совсем недавно впрыснули что-то под кожу.
Хлопнули дверцы машины, послышались шаги и голоса.
– Где ключ?
– Не знаю... – второй голос оказался женским. – Посмотри в бардачке.
Громыхнул, вероятно от удара кулака, наружный навесной замок, и еще один мужской голос сказал по-грузински:
– А если грузовик придет?
– Грузовик сюда не придет, – сказала женщина. – У него другой маршрут, – она крикнула в сторону моря. – Зураб, ну, где ключ?
– В бардачке только пистолет! Это твой, Тамара?
Рукавом вытерев слезы, Ник присел и сразу увидел, что фары машины горят в полный накал. Над стеною висело неприятное зарево. Сквозь щели ворот полосами врывалась белизна. Он поморщился, поднялся на ноги и, покачиваясь, встал лицом к воротам. Он пытался по голосам угадать, сколько же человек приехало. Защелкал, прокручиваясь по металлу, ключ, и первый мужской голос забубнил:
– Это замок? Это дрянь какая-то, а не замок! Сколько он стоит, такой замок? Полбутылки чачи? Полбутылки чачи жалко?
Брякнула откинутая дужка. И фары ударили уже прямо по глазам. Ник прикрылся ладонью.
« В рюкзаке лежит бутылка чачи... – подумал он. – Там, в комнате, рядом с кроватью стоит мой рюкзак, и в нем бутылка... Мы ее даже не распечатали! »
Голоса звучали сквозь тарахтенье мотора. Глаза обжигал свет фар. Из треска возникали неприятные чужие фразы. За светом появились фигуры. Они показались ему плоскими, вырезанными из картона профилями.
Сквозь пальцы Ник разглядывал черный силуэт. Поразительно, но это была все та же женщина, та же самая, что впустила их в дом, только теперь и в темноте было видно: ей не шестнадцать и не семьдесят, а скорее всего, тридцать. Ножка обута в высокий сапог. Картонный черный силуэт повернулся, меняясь в объеме. Движение бедер, колыхнулась длинная черная юбка, из-под каблука выстрелил мелкий камушек. Только руки у нее были белыми – тонкие нежные пальцы – длинные согнутые полоски. Глаз не разглядеть, и он то ли вспомнил, то ли придумал их, – миндалевидные хитрые. Женщина сделала несколько шагов и остановилась прямо перед ним на расстоянии сильного вздоха.
– Дураки! — сказала она. – Нашли шпиона... – голос у нее был глубокий и ровный. – Это мальчик! Он с мамой приехал! Я устроила их в верхней комнате... Зачем вы его сюда притащили? – она обернулась. – Кретины, кто-нибудь выключите фары. А то все собаки сбегутся!
– Вы Тамара? – наконец отнимая от лица ладонь, спросил Ник.
Она удивленно посмотрела, кажется, прищурилась. Мужской голос отозвался с нарочитой хрипотцой (темный силуэт маячил где-то слева, хрустел сапогами у сейфа, Ник почти не видел говорящего):
– Александр велел допросить его! – скрипнула тяжелая дверца. – И лучше всего прикончить!
Ник подумал, что это младший брат скульптора, рецидивист по имени Зураб. Хотя, судя по голосу, этому у сейфа было лет сорок, сорок пять, а Зураб из рассказов Миры совсем молодой и веселый, очень нежный, три года строгача отмотал и никак не изменился.
– Его зовут Зураб? – спросил Ник, обращаясь к женщине.
– Это не важно, как его зовут. Ты мне лучше скажи, как тебя зовут, мальчик? – стараясь рассмотреть его получше, она еще приблизилась. Она была почти его роста, может быть, сантиметров на пять ниже. – Постой! Я вспомнила. Ты Николай? Верно?
– Он не мальчик! – сказал голос сбоку. – Какой он мальчик?
Со щелчком фары погасли. Только тлели два оранжевых легких круга. Опустился мрак, основное место в нем занял шум приливной тяжелой волны. Шум накладывался на шорох подошв.
– А зачем нам его допрашивать, – сказал от машины второй мужской голос. – Если Тамара говорит, что сама поселила его в верхней комнате, убить его, и все, и поедем... – его силуэт перекрыл остывающий оранжевый круг. Последовал отчетливый, громкий зевок: – Спать пора.
– Да, я Николай, – он старался говорить, как только мог, четко. – Но вы можете называть меня Ник.
– Если хочешь, Тамара, я его сам зарежу, – сказал второй мужской голос. – Тихо-тихо, как барашка. Он никому ничего не скажет.
Все это говорилось по-грузински, и Ник сперва подумал, что это говорится так, чтобы он не понял, но через секунду сообразил: Тамара-то обращается непосредственно к нему. Понятно, она встретила их с матерью во дворе и должна помнить, что он владеет языком. Может быть, Мира говорила, что он знает много языков.
– Русский мальчик – это не наш мальчик! – сказала Тамара.
Зрение постепенно восстанавливалось, глаза адаптировались к темноте. Лицо Тамары оказалось так близко, что видно – ресницы дрожат. Губы слегка растянулись – улыбается. Только теперь, он почувствовал ее запах, это не был запах пота или духов, скорее это был запах моря.
– Наш мальчик в четырнадцать уже боевая единица, – сказала она, непонятно к кому обращаясь. – Русский мальчик в семнадцать еще понос!
Он ощутил ее теплую руку у себя на подбородке и сквозь тьму увидел белое пятно ее левой щеки. Она дышала в его приоткрытые испугом губы. Он впитывал ее запах.
– Не бойся, малыш, – сказала она все так же, по-грузински. – Ты понимаешь, мы чуть-чуть ошиблись! Сейчас тебе лучше пойти домой!
– Куда домой?
С трудом он подавил в себе желание прикоснуться своей щекой к этой щеке, потереться кожей о кожу, воткнуться ноздрями в этот соленый шумящий запах приливной волны.
– Я живу в Москве!
Белое пятно щеки шагнуло назад. Тамара взяла его за руку. Так можно было взять за руку действительно ребенка. Теплые пальцы сдавили его руку. Сердце ударило больно, и он подчинился.
Она потянула его и вывела сквозь открытые ворота.
Неприятно чмокнуло за спиной, прошелестело. По этому звуку Ник догадался: один из мужчин вырвал из земли воткнутую винтовку и, вероятно, направил острие штыка ему в спину.
– Его нельзя отпускать – сказал предполагаемый Зураб. – Он видел здесь все...
– Ничего он не видел, – неожиданно властным голосом обрезала Тамара, она ослабила хватку на его руке и легонечко кончиками ногтей пощекотала ладонь. – Правда, малыш, ты ничего не видел?
– Нет, ничего не видел. – сказал Ник.
Совсем недалеко внизу, под холмом, над гладкой глиняной поверхностью дороги, светились несколько подвесных ламп. Можно было даже разглядеть металлический синий кружок указателя с изогнутой стрелкой посередине. Направление было понятно.
– Иди! – она выпустила его руку и подтолкнула.
– Нет!
Он чувствовал, как поднятая винтовка гуляет в воздухе, как холодный штык на расстоянии нескольких коротких шагов осторожно прицеливается между лопаток. Страх вернулся, захотелось бежать, и Ник сдавил в темноте кулаки.
– Почему нет? – спросила Тамара.
– Я не могу вас так оставить.
– Меня? – удивилась она. – Что ты, интересно, подумал? – опять ее лицо было близко и опять можно было разглядеть улыбку.
Ее запах, ее застрявшая в мозгу усмешка, ее глаза, ее нога в высоком сапоге, отбивающая легкий такт... Она была рядом, и он не мог оторваться от нее вот так сразу. Он придумал ее всю за секунду и понял, что влюбился. Нужно было основание, и он придумал также, что она в опасности. Что эти пастухи прямо сейчас расправятся с нею, только за то, что она отпустила его. Все это была лишь игра. Очень опасная, но захватывающая игра, таким образом Ник заставил себя какое-то время стоять на месте. Он не кинулся бежать.
– Все правильно! – сказал он. – Вы уверены, что они ничего вам не сделают?
– Почему они должны мне что-то сделать?
– За меня!
Ему вовсе не хотелось этого напряжения. Ему хотелось спуститься к морю, и чтобы она, не задавая больше глупых вопросов, пошла с ним. Присесть там рядом с ней на песок, помолчать, а потом спросить про школьные костюмы и ржавые винтовки, именно ее спросить. Зачем? Он не хотел знать ответа на этот вопрос, в общих чертах он и так знал ответ, ему просто доставило бы удовольствие именно ее спросить об этом наедине. Ему показалось, что так он смог бы приблизиться к ответу на другой, более важный вопрос.
– Ты хочешь меня защищать?
– Да. Я не привык бросать женщин в обществе вооруженных мужчин.
– Не бойся! Они не причинят мне зла, – она засмеялась и опять слегка подтолкнула его. – Беги!..
Когда он медленно, сдерживая себя от быстрого шага, уже двигался по шоссе, она крикнула вдогонку:
– Ты насмешил меня, мальчик! Спасибо... Возьми свою мать, и сразу уходите из дома. Прошу тебя... Ты мне понравился, я хочу, чтобы ты остался жив.
Последнюю фразу Тамара крикнула уже по-русски.
Он ускорил шаг, только когда подумал, что издалека в темноте его фигуру невозможно увидеть. Потом побежал, глотая слезы и на бегу ударяя себя ладонями по щекам. Он очень хотел остановить истерику, но справился с собой лишь на тропинке, ведущей к дому.
rus 
deu 
вернуться
к предыдущей
читать
следующую