Глава 20.
Бригаденфюрер Васнецов
Здание фашистского офиса казалось гигантским и гулким. Длинные, узкие коридоры с маленькими окнами. Плотно закрытые двери. В окнах ничего, кроме белого неба. Здание раскинулось на несколько километров. И это в самом центре столицы, среди старой застройки. Катерина Васильевна оставила нас еще в подземном гараже, куда по бетонной спирали плавно соскользнул Мерседес. Подбросила руку к низкому потолку, щелкнула каблучками, шепнула: «хайль» и исчезла. Так что в кабинет бригаденфюрера мы вошли уже вдвоем.
- Присаживайтесь, Сергей Варфоломеевич. - сказал Васнецов, устраиваясь за столом. - Присаживайтесь.
Кабинет был кубический, хорошо освещенный. Прямо над столом поясной портрет Гитлера в парадной форме. А слева от портрета шикарное серебряное распятие. Я таких еще не видел - раскинувший руки страдающий Христос был напряжен подобно культуристу на подиуме, и каждая его обрисованная мышца кричала от боли. Поймав мой взгляд, Васнецов сказал дружелюбно:
– Знаете, я люблю Христа. Потому что, кого еще любить-то здесь. Он был личностью, способной увлечь за собою миллионы. А что касается, куда увлечь? Так нужно понять, это отдельный вопрос.
- Вы говорили о письме отца.
- Сергей Варфоломеевич, вы журналист, - проигнорировав мой вопрос сказал он. - Вы знаете, нам очень нужен честный журналист. Журналист-демократ. Нам нужно имя, известное публике.
- Письмо, - упрямо повторил я.
Как мне показалось, с неохотой он протянул мне запечатанный конверт.
- Прочтите, и попробуйте не делать сразу никаких выводов. Мы были друзьями с вашим отцом. И я хотел бы вам его заменить.
- Значит вы хотите заменить мне отца? - спросил я. - И вам нужен честный журналист? Павел Фомич, вы знаете, что в этом конверте?
- Знаю. Поймите меня правильно, Сергей Варфоломеевич, не журналисты, а один журналист. Только один.
Он смотрел на меня. На столе прямо под его рукой лежала та самая газета с фотографией убитого цыганенка. Он достал ее специально. Хотел проверить меня на вшивость. Он ждал, когда я замечу газету. Он ждал, когда я, наконец, разорву конверт, но я не спешил.
- Это была наша акция, - Васнецов ткнул длинным острым пальцем в снимок. - Мы планируем еще несколько подобных мероприятий. Понимаете... Все что пишут по этому поводу - ложь, от первой и до последней буквы...
- И вам очень нужен честный журналист?
- Нам нужен талант. - Слово «талант» Павел Фомич произнес с придыханием. - Подлинный талант. Нам нужен человек, способный непредвзято осмыслить... Осмыслить и отразить. Сергей Варфоломеевич, хотите взять у меня интервью? Для вашей газеты.
В кабинете становилось жарко. Васнецов включил вентилятор, но это не помогло. Я молчал. Смахнув со лба пот, Павел Фомич вытащил из ящика какую-то металлическую коробочку.
– Вещдоки, – пояснил он, откидывая пальцем металлическую крышку с белым индийским слоном и подталкивая коробочку ко мне. – Зубы, монеты... Мы собрали это на месте. На стоянке табора...
- Об этом можно написать?
- Можно. Но еще не теперь. Не завтра.
Сверху, в жестяной коробочке на неровной посверкивающей массе зубов и монет лежала зеленая, как ракета над кладбищем, джинсовая пуговица с присохшей капелькой крови точно в середине. Я с трудом подавил приступ тошноты и чуть не выронил так и не распечатанный конверт. Моя реакция не ускользнула от Васнецова.
- А что бы вам хотелось? - дружелюбно поинтересовался он. - А, Сергей Варфоломеевич? – он вопросительно с улыбкой взглянул на меня. – Здесь, между прочим, на семь тысяч зелеными... – не заточенным карандашом он покопался в коробочке. – Говорят еще, цыгане плохо живут, а? Акция денег стоит. А это какой никакой доход. Не бросать же?
Он был убежден, что я хорошо знаком с деталями акции возмездия. И он не ошибся. Боевики не шмонали лагерь. Жертвенных цыган загрузили в трейлер в считанные минуты. А это значит, данную жестяную коробочку наполнили уже потом, утром. Ее наполнили руки уже настоящих милиционеров и следователей прокуратуры, прибывших на место осиротевшей стоянки.